Есть такое животное: зверь Обоснуй. Он может заставить тебя пригласить приятеля ночевать дома, может заставить даже прыгнуть с пятнадцатого этажа – если особи ну очень крупные. Особь, которую привел Матвей, была средних размеров, и помимо Обоснуя звалась Стеллой… кажется. Мэлвин не запомнил, потому что ему было решительно плевать, как зовут очередную ненормальную степановскую блондинку. Или брюнетку. Или вообще пять раз перекрашенную в розовый цвет, крысу.
Главное, что Матвей просил «политического убежища», и он таковое получил.
Матвей как-то рассказывал о «монофобии» - мол, не может один, обязательно ему кто-то нужен; блондинка-брюнетка под боком -  в том числе. Мэлвин только хмыкнул, понимаю. Не понимал, на самом-то деле. Ему было хорошо одному.
И все-таки вечерами становилось… не то, чтобы одиноко, просто как-то гулко и рассыпчато; мир разваливался на фрагменты: кухня, комната, ванная. За окном огни и плотное серо-бурое небо, звезды затканы смогом. О звездах можно только читать в Интернете и смотреть фото.
Он был рад, что Матвей остался у него.
Может быть, это очень тупо – пить пиво и смотреть какой-то укуренный комедийный сериал по «зомбоящику», зато весело.
Проснулся чутко и резко. От присутствия – «чужой», среагировала внутренняя сигнализация, прежде, чем сознание буркнуло: отвали, это ж Матвей. Поздно. Мэлвин уже проснулся.
- Эй? Мэтт… Мат-вей, - выговорил по слогам. «Мэттью» звучало проще и ложилось на язык легко, как… зубная щетка.
Своя зубная щетка.
«Ой, а запасных у меня нету!» - с опозданием вспомнил Мэлвин.
Он как раз выбрался из спальни. Матвея он застал в ванной - дверь открыта настежь, а тот цепляется за ящики, как утопающий за соломинку.
- Мат-вей? – снова по слогам, сонное сознание (если не будить айтишника, айтишник проспит до обеда!) не воспринимало – что случилось, почему тот равномерно так, по стеночке… «Мы ж пиво пили, а не какую гадость?» - Что случилось… а?

Вид Матвея в трусах не особо впечатлял. Особенно, если учесть то, что Мэлвин и сам был одет отнюдь не в официальный костюм с бабочкой и даже не в скафандр лунного исследователя. Собственно говоря, на нем тоже были надеты трусы. «Боксеры» в позорный красный горошек. С другой стороны, а чего стесняться – Матвей же не дамочка какая, которая нос сморщит – фи, мол…
Черт, поутру в голове ни единой мысли. Обычно Мэлвин приводил себя в чувство моральным пинком, энергетиком или кофе, а утыкаясь в родной монитор – компьютер нам дом родной, а как же, - вновь обретал возможность соображать. Про компы, оно легче…
- Да все в поря…
Сглотнул. Мелькнуло – быстро, на максимуме оперативки, красота – приоритетный процесс. Неважно, что в конце подвесит систему.
Что может искать человек в аптечке? Поутру? Нет, не аспирин – минус два балла, они не столько выпили вчера, чтобы страдать с похмелья.
Нормальный человек, Мэл. Нормальный в этом мире человек…
Матвей опередил его. Озвучил. Мэлвину почудилось, как продирает холодом – по голой коже ледком, в поры, под язык; во  рту мгновенно скисло и пересохло. Хоть беги с фаянсовым другом обнимайся. Что поделать, Мэлвин не был храбрецом.
- Э… я…
«Ну же, у тебя мозги были. Всю жизнь – были. Ничего другого, но мозги…»
- Н-наверное… закончились таблетки… слушай, можно пойти купить. У меня спецмагазин в двух шагах, - только бы Степанов поверил, а дальше – плавали-знаем, таблетка аккуратно прячется в рукав и потом незаметно же сливается в раковину. Мэлвин почти успокоился.
Этот русский, в конце концов, не ясновидящий же.  И незачем ему знать маленький секрет своего приятеля.

Мэлвину редко приходилось видеть людей, которых плющит от недо-дозы. На его памяти, дрим принимали все – кто больше, кто меньше; закидывались оранжевыми капсулками в лифтах, в метро, на улице. Пили, словно сок, солнечный нектар – почему бы и нет, если настоящее солнце всегда за пеленою смога. Иногда кололись – не далее, как пару недель назад заглянул сетку ставить к какой-то девчонке на ресепшен, да и узрел – юбка чуть не до ушей задрана, и такие черные фигурные завязочки чулок, и игла – вроде украшения, хирургическая сталь дороже золота, а оранжевая суспензия – лучше всех драгоценных камней. Девчонка даже не заметила, что он на нее пялится, а потом доза начала действовать, а Мэлвин уже отвернулся. И даже нацепил пофигистичное выражение лица. Мол, чего я – задранных юбок не видел?
От недо-дозы страдали разве бродяги, всяческие маргиналы. Но он был слишком примерным мальчиком, чтобы общаться со всяким сбродом.
Поэтому Матвей пугал.
«Набросится же… потом жалеть будет, но сначала придушит – отдавай мой дрим. Господи, что мне с ним делать».
- Аптечка. Ты ее просто не нашел, - медленно проговорил Мэлвин. Ванная комната была тесная, явно рассчитанная на одного, а поэтому протискиваться пришлось по стеночке. Мэлвин визуализировал, как Матвей сдирает вешалку для полотенец и – хрясь, ямка под затылком уязвимая, позвоночный столб смыкается с черепом. Даже больно не будет. От мозгов, правда, долго отмывать… ванная чистая, жалко даже.
Он отодвинул зеркало, демонстрируя искомое. Аптечку.
Дрима, конечно, не было. Был аспирин, парацетамол – обычный набор здорового человека, которому приходится лечиться разве от гриппа-простуды, ну и мигрень иногда прихватывает.
И ничего оранжевого.
А вот сейчас осторожно, Мэл. Часики тикают – и отсчет не в нашу пользу.
- Матвей, - еще медленнее. – Дрима у меня нет. Если подождешь, я сбегаю до магазина.
«Только бы он еще соображал… ну пожалуйста».
Глаза русского были прозрачно-синими, как пластиковая бутыль с дистиллированной водой.
«Только бы… соображал…»

Как чувствует себя человек с ломкой? Болит, наверное. С похмелья вроде – только втрое хуже, а может, в сто раз. Или в миллион плюс-минус  двести целых три десятых. Мэл, у тебя в голове пустота из единичек и нуликов, двоичная система заменяет способность соображать.
Матвей опередил его. Схрумкал аспиринину – Мэлвин аж поморщился, горькая же. Двинулся куда-то… прочь.
Мэлвин почти радовался  - подальше от его черепа. Глаза у Матвея светлели, как небо с рассветом. Суженый зрачок – реакция на ломку, сильную боль.
- Эй, погоди…
«Монофобия, как я мог забыть».
Мэлвин остался в ванной. Задвинул зеркало-шкафчик, моргнул собственной физиономии – всколоченные волосы, во все стороны, словно солома. Как будто, Мэлвину приходилось видеть солому.
- Можно пойти…
«Вместе», не договорил Мэлвин. Дверь хлопнула, и почти тут же (сбой системы или я провалился в зазеркалье?) открылась. Это было похоже на фокус – белый кролик в цилиндре, оп-ля! – нет, оп-ля! – снова есть. Еще и с морковкой, ага. С дозой «дрима».
- Соседка? А-а… Эмма, что ли? – из всех характеристик соседки Мэлвин помнил только скандальную собачонку, которая лаяла в семь утра, и будила его. Плюс привычку самой Эммы почему-то хихикать ему вслед. Он, между прочим, всегда вежливо здоровался.
Дрим весело подмигивал. Шприцы с дозой и впрямь напоминали морковку, даже запах – морковный, сладковатый. С горчинкой.
Страх заколотился о лопатки. Мэлвин поднял ладони в жесте: сдаюсь.
«Я не умею делать уколы», - сенсация в мире Дрим. Умеют все. В первом классе – спецкурсы, первая помощь и «как вогнать дрим в вену». Мэлвин всегда «удачно» заболевал гриппом, а потом сдавал экзамены теоретически. Хорошо еще, в школе не слишком строго к этому относились.
Мэлвин попался. Глупо, очень глупо попался.
- М-матвей… а ты… не мог бы… сам. А?

Прикосновение – чуть дрожащие ладони, улыбка предвкушения – Матвей уже не опасен, у него пара «морковок», можно не ждать, что размозжит черепушку. Мэлвин выдавил улыбку. Трусишка – вероятно, он где-то заявлял, будто супермен-храбрец-спецназовец? Вроде, нет. Курам на смех получилось бы.
- Да, я… не люблю это…
Матвей сокрылся в ванной. Мэлвин распахнул все окна, позволяя свежему воздуху наполнить квартиру. Свежий-то он, конечно, был сомнительно – прямо скажем, изрядно просроченный, пованивающий выхлопными газами и химией, ну уж извините, на виллу в экологически чистом районе не заработал пока.
А потом Матвей вернулся. С веселой улыбкой. Шприц тоже был улыбкой – забавным смайликом, рыженьким таким.
От окна потянуло прохладой. Мэлвин сглотнул, ощущая притяжение распахнутой пустоты.
Проще выпрыгнуть, верно? Это даже не больно – долететь до асфальта не успеет, небоскреб высок, а сердце разорвется прежде, чем его размажет в не слишком габаритное пятнышко.
Попался, да. Мэлвин отступал от шприца, словно от занесенного над ним кинжала, а глаза Матвея снова были глубокими, блестящими и по-настоящему синими, исчезла бутылочная стеклистость.
Уколоться – верная смерть. От таблетки бы просто задыхался, а от прямого введения в вену не проживет и часа. Даже, наверное, откачать не успеют.
Проще – туда. За борт. Наверное.
Врать про "принял дозу"? Не пройдет. Матвей видел его вчера - никаких таблеток. Видел аптечку с аспирином и без дрима.
Русская рулетка, кажется, так это называется...
«Попался. Глупо, идиотски попался».
- Я не принимаю дрим, - сказал Мэлвин. Слушал со стороны свой голос и обмирал от ужаса. – Слушай…клянусь чем хочешь, я не Нетронутый, обычный парень, никакой не шпион, мне это нафиг не нужно, свою задницу подставлять, - дальше болтать было легче, свободное падение во всей красе, уже и не страшно даже, - Просто вот такая шуточка судьбы. У меня на эту штуку аллергия. Самая обычная аллергия, отек гортани и анафилактический шок. Этой дозы достаточно, чтобы меня убить. Ну вот, теперь ты знаешь.
«И можешь вызвать чистильщиков».
Взглянуть в глаза Матвею он не решался.

Это был кайф. В чистом виде – куда там дриму, а вместе с ним, кокаину, героину, плибисцилловым грибочкам и мексиканским кактусам, после которых Кастанеда и Борхес становились пророками (а хомячков разрывало на куски), отборной голландской травке и ЛСД вместе взятым. Ерунда все – детские игрушки, тетрис после «тридэ»-шлема.
Кайф – сказать правду. Прыгать в пустоту и ожидать ответа.
Страх встрепыхнулся парашютом, а Мэлвин перерезал веревки. Зачем портить удовольствие, верно?
Матвей улыбался, сидя на корточках. Мэлвин – тоже.
«Может, ему пива предложить? Еще осталось, кажется, в холодильнике…»
- Да. Вот такая ерунда, ну… теперь ты знаешь.
Чего? А где чистильщики? Матвей боится, что «мы здесь вдвоем, теперь ты знаешь мою тайну и мне придется упокоить тебя»? Да чушь собачья. Мэлвин просто не справился бы с более физически крепким, несмотря на регулярный «морковный сок», ученым.
Взгляд говорил иное. Мэлвин пожал плечами, лучезарно улыбаясь и дожевывая остатки того кайфа, а может быть, именно сейчас наступало послевкусие. Вторая волна. И-эх.
- Ну… если ты не собираешься вызывать чистильщиков и пихать меня в какую-нибудь лабораторию, тогда, может быть, пойдем позавтракаем? Впрочем, позавтракать я собираюсь в любом случае  - вряд ли «подопытных кроликов» хорошо кормят…
Он хмыкнул и чуть призакрыл окно. Было прохладно. А еще вспомнил, что до сих пор в трусах. Вообще ни в какие ворота…
- Только я сначала оденусь.