- Слишком молод.
- Парней не берем.
- Без опыта работы не получится. Ты уж извини, парень.
- До двадцати пяти работать никто не умеет. Иди-иди отсюда, парень.
- Значит, не куришь, не пьешь и не семейный? Нет, все хорошо, но ты врешь - не бывает таких. Иди-иди отсюда. Сказали же, мы берем вот того парня.

Его дни были наполнены этим. Принц устало брел по аллее, уже даже не надеясь, что сегодня удастся поесть. Он мог бы пойти к дому отца, валяться в ногах и просить о том, чтобы тот пересмотрел свое решение. Но наследник никогда не поступал так. Смог бы он после такого сесть в кресло директора и управлять людьми? Нет, он не смог бы.
Он вообще с трудом находил себя во всем происходящем. Это был какой-то кошмарный сон. Парень с тремя дипломами с отличием никому не нужен. Вместо него брали панков, подсевших на лекарство корпорации. Почему? Что не так с этим миром?
Он уже не пытался найти работу по профессии. Хоть что-то. Ночами разгружая продукты на рынке, днем он подрабатывал официантом в летнем кафе. Тем и жил. Но сколько он протянет так до того, как протянет ноги?
- Стройка, - сидя на скамейке в парке, Томас пил отвратительный по вкусу кофе из автомата.
Он привык к самым лучшим продуктам. Его желудок с трудом воспринимал эти отходы жизнедеятельности. Но это не ранило.
Он привык, что ему поклоняются, как Богу. Что каждое его слово воспринимают, словно оно несет в себе вселенскую мудрость. Поэтому не мог привыкнуть  к пренебрежительному ты и тону, словно обращаются к отребью. И к косым взглядам и шепоткам: "Это тот самый? А выглядит, как нормальный". Но и это его не ранило.
Люди и их слова не имеют ценности. Пока ты сам стоишь на своих ногах.
Убивало именно это - почему ему не дают подняться на ноги? Почему убийцы, насильники имели право на то, чтобы после отсидки работать? А он вынужден слоняться по подработкам, ради которых не стоило столько узнавать.
Но он продолжал методично искать работу. Не обращая внимания на вопросы несправедливости бытия.
Все уже произошло. Ничего не вернуть. Остается только искать выход.
Или вход - как посмотреть. С тем, что лето, ему везло - строек было много, и на одну из них его взяли, даже не спрашивая документы. Платили немного, но на еду раз в день и на оплату угла, который до момента, как сам не попал в немилость совсем, оплачивал ему Лоуренс.  Так шли дни, месяцы. Скандал стихал, вскоре про него совсем забыли. Брат захватил власть и теперь занимал место руководителя одного из банков сети, стараясь доказать недовольной общественности, что достоин его места. Воспоминания стирались, надежды таяли с каждым новым собеседованием.  Отец не выходил на связь, и Томасу пришлось заставить себя поверить в истину, которая разнилась с робкой надеждой, что его просто проверяют. Что он справится, все поймут, что он не избалованный мальчик и может управлять людьми...
Он даже нашел себе постоянное место управляющим каким-то захолустным баром и должен был пойти туда работать, когда судьба решила снова над ним посмеяться.

Очнулся он через сутки в реанимации. Они сказали ему, что под ним проломились леса. Но он легко отделался - всего лишь сотрясение мозга, перелом руки и вывих ноги. Родился в рубахе - шутили врачи. И продолжали лечить мальчика, выписывая счета на адрес строительной компании... Пока не поняли, что оплачивать лечение некому. Он ведь даже не числился в штате. Так что спустя неделю счета вернулись, а его уже собрались выкинуть на улицу. Но кто-то очень умный - какой-то администратор, нашел выход из патовой ситуации. Так у него появилась работа на два года. Уборщиком. Зарплата уходила на покрытие счетов за полученное лечение большей частью, потому даже на квартплату хватало с трудом.
Но Томас не роптал - он вообще никогда и никому не жаловался, и никогда не выходил из себя. Наверное, до того дня, когда сменщик заболел. И его поставили убирать комнаты еще и на административном этаже. В бухгалтерии должна быть тишина. Всегда - так правильно говорили лучшие. Цифры вообще любят тишину. А договора, чтобы о них знали только те, кто их заключает.
Нет, он не сорвался, пока не в меру пафосный и понтонутый главный бухгалтер возил его мордой о стол, заставляя снова и снова перемывать пол в его кабинете. И даже когда он в третий раз мыл его руками - каждый по-своему воспринимает отказ смазливого парнишки, который гей - всем известно - газеты не врут, переспать с ним - ведь гею все равно под кого.
Он даже слова не сказал, когда его заставили пять раз перемывать окно, несмотря на холод на улице. Он не сдержался, когда весь коллектив при нем начал обсуждать как обойти налоги получше.
Наверное, гордость сказалась. Или то, что говорили полный бред, за который и посадить могут. Но он почти кричал на этого заносчивого гада. Ну, в его понятии кричал - просто голос был на тон выше обычного. И тон королевский, словно он не стоял в обычной форме уборщика, опершись о швабру, а сидел на троне маленького финансового королевства:
- А если бы я был налоговым инспектором, которого внедрили в коллектив? А если бы шпионом от конкурентов? Да и что Вам даст этот фонд? Слишком много возни и все невооруженным взглядом видно инспекторам со стажем! Вас попросту посадят, а вместе с Вами руководителя!
Да и ударил он этого спесивого дельца не потому, что тот поставил ему синяк на скуле. И не потому, что назвал щенком. Просто потому, что тот отказался прислушаться. А уж что не заметил руководителя, завернувшего в кабинет - да, его вина. Целиком и полностью.
За свои эмоции надо отвечать самому.

Как все предсказуемо. У его отца такие блудливые шавки в штате никогда не задерживались. Тот, кто много гавкает, просто пустослов - породистая собака кусает молча. Тот, кто пытается оправдаться - сам виноват. Томас не смотрел на вошедшего мужчину. По шепелявому лебезению шавок он понял, кто сейчас стоит рядом с ним. Им не доводилось пересекаться в деловых кругах, пока Томас помогал своему отцу - Сильверстайн тогда только проворачивал свой захват власти. Крафт только слышал разговор когда-то краем уха, что этот парень далеко пойдет, и что заполучить его в клиенты - золотая жила. Но произошло ли это, или нет - он не знал.
Но уважения в голосе отца и его партнера было мало, чтобы сейчас ожидать поступков настоящего бизнесмена. При таком штате бухгалтеров...
Он начал? Он учил разорить Сильверстайна? Слушая очередной поток ереси, который несли перепуганные работники, парень мысленно готовился к тому, что сейчас ему без разбирательств устроят головомойку. Возможно, лишат так жизненно важной премии. Тем сильнее было удивление, когда смысл сказанного Сильверстайном дошел до сознания. Он заметил. И след удара на его щеке. И тот хаос, который царил на рабочих местах сотрудников. Наследник медленно поднял голову внутри Томаса, наверное, впервые за последние одинаковые месяцы чем-то всерьез заинтересовавшись. Костюм, пошитый на заказ у Рональда - отец и он сам когда-то всегда одевался в мастерской этого портного. Идеальная прическа. Ботинки, начищенные до блеска.
Конечно, внешность играла малую роль в выборе деловых партнеров. Но его всегда учили начинать с нее. Этот человек ценит свое время и свои деньги. Если бы это было не так, скорее всего, на нем красовался бы сейчас готовый костюм от популярной марки. Он любит порядок в делах. Требователен к себе - на костюме ни единой складки, словно он не сидел вообще в своем рабочем кресле. Скорее всего, тогда он требователен и к своим сотрудникам - дорогого стоящая черта. Он умеет оценивать всю ситуацию целиком. Не дает доверия сотрудникам по положению.
Так вот, почему его боятся. Отца тоже все боялись, как и его самого - тот, кто знает, чего ждет от себя, знает и чего ждать от остальных.
Его журнал? Покосившись в сторону глянцевого порно-издания, Томас только тяжко вздохнул. Тот, кто сам на всех углах обсасывал вопрос о том, кому этот проклятый уборщик успел отсосать, что его взяли с таким клеймом на репутации в солидную клинику, мог бы и придумать что поправдоподобнее.
Заметив, что уже минут пять не отрываясь рассматривает, не скрываясь, владельца клиники, Томас как раз собрался отвести взгляд, когда мистер Сильверстайн обратился уже к нему. Впервые за все это время.
- Слушаюсь, мистер Сильверстайн.
Вряд ли руководитель его услышал - дверь закрылась с последним словом владельца клиники. Зато его хорошо слышал Грей.
Освободиться удалось лишь к вечеру, когда он чуть ли не языком вылизал все углы в бухгалтерии и привычно быстро справился с уборкой по остальному этажу. Были сомнения в том, что его еще кто-то ждет. Или что мистер Сильверстайн еще не забыл об этом инциденте в целом, и о нем в частности.
- Причешись хоть, - привычно потрепав его по волосам, напутствовал все тот же врач, который иногда подкармливал домашними обедами, что ему собирала жена, и уже которую неделю предлагал сдать ему чердак своего дома подешевле.
Томас ценил почти отцовские чувства доктора, но все еще следовал своей линии, которую выбрал единожды - нельзя ни от кого зависеть. Надо встать на ноги самому. Так будет правильно. Умывшись, покорно расчесал слишком отросшие волосы, на стрижку которых никак не удавалось отложить денег, у зеркала и привел в порядок одежду перед тем, как пойти к кабинету Сильверстайна.
На этот этаж ему заходить не часто удавалось - к руководству его не вызывали ни разу. Спуская пар на бывшем наследнике, найти реальные нарушения в дисциплине, которые можно было бы использовать против него, было нереально. Потому и такого уровня проблемы возникли в первый раз.
- Добрый вечер, - поклонившись секретарше, равнодушно поприветствовал ее Томас.
- Мистер Крафт? Что ж вы так долго? Мистер Сильверстайн будет злиться. Заходите уже скорее. Он ждет, - пролепетала девушка, явно не желая его провожать за дверь кабинета шефа.
Постучав негромко, Томас скользнул за дверь и остановился, плотно прикрыв ее за собой. Своей вины парень не ощущал. Ее не было. Для чего бы его ни вызвали в этот кабинет, уволить так просто себя он не позволит. Как и урезать зарплату.
- По Вашему распоряжению, прибыл сразу по окончании работы. Разрешите, мистер Сильверстайн?

Отредактировано Tomas Kraft (2010-01-28 02:35:29)

Отказываться от приглашения присаживаться было глупо. И некультурно. Конечно, стоя он получал психологическое преимущества взгляда сверху-вниз. Но и разговор на равных никто не отменял. Правда, очень сомнительно, что на равных. Деловой тон еще ничего не значит. Сейчас он не Крафт-младший из Империала. А всего лишь Томас Крафт, уборщик клиники.
Все построение монолога руководителя вызывало только умеренный интерес. Мистер Сильверстайн сейчас отличался от того владельца клиники, что Томас видел в кабинете финансистов. Бьет по больному, правда, не подозревая, что это не является больным. Кем был бы руководитель, если бы не понимал, что сортиры чистить - это тоже дело. Работать руками не зазорно и с тремя образованиями. Стыдиться своего положения? Не достойная работа:
- Достойная работа, мистер Сильверстайн? - спокойно и не изменяя своему извечному отрешенному выражению лица тихо, но уверенно поинтересовался он, - Человек сам делает любое место достойным себя.
Он мог бы пространно рассказывать этому мужчине о том, что тот, кто до блеска моет полы более достоин, чем тот, кто читает журналы с порно на государственном посту. Достоинство - это понятие трепал каждый, кому не лень. И никто не понимал по-настоящему. Оно внутри, и заключается в простой фразе. Если ты вечером смог посмотреть на себя в зеркало и сказать с улыбкой: "Сегодня я сделал все, что мог, и не потерял ни одной минуты", - то день прошел достойно. Если, оглядываясь на прожитые годы, ты можешь сказать себе: "Я не терял времени даром", - ты живешь достойно. И не так важно - руководишь ли ты при этом целой фирмой, или печешь пирожки в кондитерской. Для того, чтобы понять эту истину, надо хоть раз оказаться на самом дне и карабкаться вверх.
Пусть больно. Пусть пальцы раздираются в кровь и ты часто срываешься. Но можешь гордиться собой с каждым метром, на который уменьшилось твое расстояние до того места, откуда тебя уронили. Или спихнули. Ему пока мало чем есть гордиться. Но между тем он живет достойно. Он ни разу не приполз ни к кому на коленях и не попросил милостыню, как предрекал его брат. Это ли не достойно?
Кажется ли ему смешным, что он со своими знаниями и навыками всего лишь уборщик? Даже если и так.
- Если просочится в прессу? Вы сможете всем говорить, что Ваша клиника настолько элитна, что даже уборщики идут по конкурсу и проходят только те, у кого три образования. Чем не реклама? - он не знал - позволены ли шутки в этом кабинете. Но и трусить перед лицом руководителя не собирался. - Вот это смешно. Не находите?
Кофе был вкусным. Особенно вкусным после суррогатного, который привык пить. Эмоции так и не показывались на, кажется, застывшем лице. Он даже шутил с ним. Так, что и не поймешь - шутка ли это, или нет. Его учили улыбаться. С детства - он никогда не умел делать этого искренне. Но все, что удавалось из себя выжать - пренебрежительная аристократичная улыбочка, которую теперь хранила только старая пресса на своих страницах. Улыбка принца, а почти уволенному нищему сейчас она ни к чему.
Внимательно выслушав длинный монолог о том, что он освобожден от должности уборщика, Томас не торопился защищаться. Молча и спокойно смотрел в глаза Сильверстайну, не понимая - он так в нем ошибся, или все-таки это какая-то игра и проверка? Там, в кабинете, ему на мгновение показалось, что он встретил еще одного человека, как Лоуренс. Того, кого не волнует общественное мнение и штампы поведения, принятого в коллективе. Тогда к чему все это?
Он ведь отлично понимал, что прессе уже давно наплевать на то, что с принцем-старшим. Тогда за что? И чего сейчас от него, того, про кого уже узнали, ждут?
Даже так? Помощник главного бухгалтера? Почетно. Так все-таки это была проверка. Умно. Уважение, которое только начинало пробиваться там, в кабинете финансистов, укрепилось внутри, пока не мешая и не мешаясь с радостным предвкушением и почти детским восторгом от того, что снова имеет возможность, пусть мимолетную, общаться с той категорией людей, с кем всегда старался встать на одну планку, быть равным.
- Простите, если это прозвучит грубо, мистер Сильверстайн. Но я отказываюсь от этой должности, - сделав еще один глоток кофе и отставив чашку, Томас поднялся, легко поклонившись, - руководство шайкой дворняг, которые не понимают, при ком могут брехать, верный путь к тому, чтобы попасть в тюрьму. Позвольте бывшему, как я понимаю, работнику сказать всего один раз. Руководитель любого уровня, который не может полагаться на своих подчиненных - вот не достойная работа. Мне все равно, какие отношения меня бы связывали с тем, с кем я управлял бы Вашими финансистами. Но я не привык подставлять тех, кто отнеслись ко мне, как к человеку. Надеюсь на Ваше понимание, мистер Сильверстайн. Я найду работу и выплачу долг Вашей клинике. Долговую расписку, составленную по всем правилам, я оставлю в Вашей бухгалтерии.

Отредактировано Tomas Kraft (2010-01-28 04:16:15)

А вот это был уже руководитель, которого можно уважать не только за то, что увидел совершенно случайно, шуткой судьбы. Он никогда не интересовался местными сотрудниками, но миссис Чарльзтон мог не знать только глухой, слепой и полный простофиля. Даже если он и был почти не сотрудником - так, поломойкой, к последним категориям относиться даже не начинал. Несколько мгновений задумчиво постояв напротив стола мистера Сильверстайна молча, прикусив по юношеской еще привычке нижнюю губу зубами, все-таки сел обратно, с впервые блеснувшим интересом во взгляде, неуловимо меняющим все его "мертвое" выражение лица на чуть более "живое" посмотрев в глаза руководителю.
Это было уже подарком судьбы. Миссис Чарльзтон он втайне уважал и искренне ей восхищался. Деловая, собранная, педант. Из той категории работников, у которых есть чему учиться. Если в него вложили большой пласт теории и небольшой практики банковского дела, то стать помощником этой леди - получить неоценимую практику в ведении узконаправленного финансирования.
Такими подарками не разбрасываются. Требовательная? И что? Это естественная черта тех, кто знает себе цену и знает свое дело. А его отец был не требовательным? Кого-кого, а его трудно было запугать сложностью работы или строгостью руководителя.
- Я был бы благодарен за возможность учиться у такого уровня специалиста, мистер Сильверстайн, - он не собирался бить себя пяткой в грудь, распушать хвост и набивать себе цену.
Глупо было бы сейчас говорить, что он - единственный тут, кто достоин этой роли. Что на него можно положиться. Что никто и никогда не пожалеет.
Это все писано пером по воде. Терпение, труд, старательность и его знания ему обязательно помогут - он справится. Такой уж он был с самого рождения - не было задач, которые он не мог бы решить. Но слова - всего лишь мусор. За любого человека говорят дела. Если он хотя бы через пару месяцев сможет стать надежной стеной для этой прекрасной женщины, за которой можно прятаться от бурь - все станет понятно и мистеру Сильверстайну.
Идиоты не занимали такие места, как кресло руководителя. А остальные умели видеть все, что происходит у них в подчинении. Забрав чашку с недопитым кофе, Томас пригубил еще раз напиток, смакуя вкус, который мог бы быть и лучше, не передержи секретарша мистера Сильверстайна зерна при обжарке, и добавил уже чуть более эмоциональным тоном, не ставшим от этого менее уверенным:
-  Только, мне кажется, что решать вопрос о том, устраиваю ли я миссис Чарльзтон, стоило бы ей. Мне не хотелось бы начинать рабочие отношения с того, что она получит в помощники парня, с кем даже ни разу не поговорила. Вы сами говорили, мистер Сильверстайн, - это могло показаться наглостью, но его тоже учили управлять штатом. И впервые за долгое время он сидел напротив того, кто не считал слова мальчишки пустым звуком и данью избалованности.
Его слышали. Все-таки какое счастье, когда не делают вид, что слушают тебя, а действительно слушают. Не как равного. О, нет, Томас никогда бы не допустил такой ошибки - не купился бы на первый добрый разговор и не счел, что он уже не пустое место для человека. Его учили этому. Слушать всех и составлять свое мнение. Выбирать и делать ставку постепенно, пошагово.
Но после долгих месяцев вакуума, когда он мог кричать в пустоту часами, это было настоящим счастьем. Просто снова ощущать, что твои слова достигают того, кто дал тебе шанс.
Он давно не испытывал благодарности. Сейчас он был благодарен этому человеку. Не в долг, не фальшиво и потому, что так надо. 
- Я здесь не из-за своей фамилии, или своего прошлого. Я Томас Крафт, человек, своими силами закончивший три не самых легких факультета. И я хотел бы, чтобы ко мне относились, как к тем, кто стоит за порогами. Ведь их бы Вы не взяли со словами - теперь Вы помощник миссис Чарльзтон. Это очень желанное для любого специалиста место. И получить его так... мне бы не хотелось.

Отредактировано Tomas Kraft (2010-01-28 05:41:43)